Нам пишет из Парижа бывшая рижанка Наташа Гудермане:
«Позади очередной месяц жесткого карантина в Париже.
Как и многие, я увлеклась кухней с энтузиазмом человека, который спешит перепробовать все перед концом света. Повар я неопытный и робкий, поэтому блюда делала исключительно по чужим рецептам.
В качестве подопытного кролика был выбран француз с прекрасно развитым вкусом, эстет и денди. Во Франции почти все мужчины умеют хорошо готовить, и удивить их трудно. И все же я задалась целью впечатлить этого вкусового сноба чем-нибудь этаким из русской кухни.
Сначала я объявила, что будет борщ. Он поинтересовался, что это, и с искренним недоумением спросил: «Ты ведь не собираешься кормить меня супом?!» После чего я поняла, что суп – это нечто настолько неприлично-неэротичное в глазах француза, что угощение им чуть ли не приравнивается к оскорблению. Супом дома кормят только младенцев и дедулек.
Затем была красная икра. Привезенный мной деликатес вызвал у гостя отторжение и солидарность со всеми «самцами» мира. «Это вкусно, – сказал он, – но я не могу есть этих сперматозоидов. Это все равно что есть мужские яйца!» Бр-р-р…
Тогда я решила, что уж сочники-то произведут на него неизгладимое впечатление. Пришлось долго объяснять, что такое творог. В ход пошли такие поэтические сравнения, как белая земля или твердый снег. Дело в том, что творога во Франции нет. По крайней мере, такого, как у нас. Поэтому я просто подогреваю в кастрюльке фессель (это что-то типа простокваши), сливаю через сито лишнюю жидкость – и все: великолепный домашний творог готов.
Когда сочники были сделаны, француз надкусил один, сказал: «Весьма интересно…» – и положил назад на тарелку. Полный провал.
Дальше был заливной пирог с луком и яйцами на кефире. Теперь уже пришлось объяснять, что такое кефир. Потому что кефира во Франции тоже нет, но есть арабское ферментированное молоко, и это почти одно и то же. Кефир довел желудок бедного француза до революционного состояния.
Потом я сделала торт из печенья. Эксперт попробовал и сказал, что торт слишком тяжелый, а десерт же должен быть «легким, свежим и воздушным, как облачко».
Ну ладно. Легкий так легкий. И я наколдовала сметанный тортик с клубникой на желатине. «Очень подозрительный продукт этот желатин», – сказал дегустатор и есть отказался.
О-ла-ла… Оладушки! Последняя надежда. И – да, оладушки пришлись по вкусу. Бинго! Но вот есть их француз захотел не со сметаной, не с вареньем и даже не с медом, а… с морскими улитками! И хотя блюдо вызвало восторг, несением русской культуры в мир это уже не назовешь.
Еда — это религия французов. Как они питаются?
Во Франции еда – больше чем еда. Это символ самой жизни, ее смысла, который для француза заключается в удовольствии жить. А еще это то, что связывает и объединяет людей. Поэтому к еде здесь относятся с трепетом и уважением. Это особенно сильно чувствуется, когда возвращаешься из поездок в другие страны.
Француз не будет есть что-то сомнительное, просроченное или просто не вызывающее эстетического удовольствия. И отказывать себе ни в чем не будет. Даже если он жадный. Для французов вообще несвойственно экономить на еде, выбирать более дешевые продукты. И они всегда найдут деньги на ресторан, даже будучи студентами. Скорее чего-нибудь не купят – одежды, например, но в ресторан сходят. Порции всегда небольшие, потому что лучше по чуть-чуть, но разной еды, чем много одной и той же.
Французы едят три раза в день, и всегда в одно и то же время. Есть клише – сладкий и легкий завтрак, тяжелый и соленый ужин. Выпечка – только утром. Круассаны и булочки исчезают из всех кафе к полудню.
Обед не пропускают никогда. Это железно. Обед всегда между 12.30 и 14.30. Это либо классика из трех блюд, либо обильный салат, например, с лососем, либо, если уж вам совсем некогда, сэндвич. Но это не просто какой-то бутерброд, это поэма, переложенная на багет.
Ну а ужин – это главное время суток. И не раньше восьми. А чаще в девять, а то и в десять часов вечера. Причем ужин состоит не из легкого салатика, а из целого парада блюд, который венчает десерт, – и все это под щедрый аккомпанемент вина. После ужина пьют кофе. Ну и что, что на ночь, удовольствия ведь еще не заканчиваются!
Ужин может длиться часами и закончиться за полночь. Это доказывает, что вовсе не отказ от пищи после шести является залогом стройности. Залог стройности – родиться французом.
Встречаемся в бульоне
В промежутках между тремя приемами пищи поесть в городе практически невозможно. Помню, как мы с рижской подругой бегали по Парижу, потому что ей приспичило в пять вечера съесть стейк. Она отказывалась верить, что в Париже это невозможно, и очень сердилась. Мы упирались повсюду в закрытые двери, и закончилось все в «Макдональдсе».
Это при том, что Франция занимает первое место в мире по количеству туристов и одну из лидирующих позиций в ресторанном бизнесе.
Хорошие рестораны часто бывают переполнены. Незнакомые люди сидят вплотную друг к другу, объединенные общей религией – едой. Поскольку место здесь на вес золота, вам не позволят сесть вдвоем за столик для четверых (что в Лондоне, например, было бы обычным делом). И не разрешат пить кофе за столиком, накрытым скатертью для обеда.
Особняком стоят элитные гастрономические рестораны. Шеф-повар здесь художник, и стоит ужин с произведениями искусства очень дорого. Обратное явление – бульоны. Это исторически очень дешевые заведения, где рабочие могли восстановить силы днем, и чаще всего – мясным бульоном. А вечером сюда стекались искатели впечатлений из привилегированных слоев. Таким образом, все перемешивалось, как в бульоне, жизнь кипела, иногда до самого утра. Кстати, люди старшего поколения, с которыми я разговаривала про Париж, сетуют на то, как рано прекращается жизнь в нынешней столице, каким грустным и опустевшим город кажется по ночам по сравнению с бурлящими временами их юности.
На какое-то время бульоны почти исчезли, но сейчас мода на них снова возрождается. Кормят здесь вкусно и совсем недорого по французским меркам, а атмосфера веселая и дружелюбная».
Свежие комментарии